Четверг, 19 сентября, 2024

О чем пойдет речь на саммите БРИКС?

Шрикант Кондапалли,
доктор школы международных исследований Университета Джавахарлала Неру

Расширение БРИКС

Как вы знаете, в прошлом году, в августе, во время конгресса БРИКС в Йоханнесбурге, союз расширился. Аргентина не смогла присоединиться в этом январе, поэтому в итоге из шести только пять стран присоединилось к БРИКС, и сейчас на долю объединения приходится примерно 40% мирового населения, и бо́льшая часть населения планеты живет в этих странах, производя треть мирового ВВП, в прошлом году это было 90 трлн долларов. И, конечно, БРИКС наращивает большое количество объемов с точки зрения торговли, инвестиций, рыночных экономик во всех этих странах. Средние темпы роста также увеличиваются, несмотря на пандемию, несмотря на разрыв цепочек поставок, несмотря на вызовы последнего времени. Саммит в Йоханнесбурге был отмечен расширением БРИКС и связан с вопросами вызовов доминированию стран «Большой семерки». Новый банк развития был основан с дальней целью дедолларизации и торговли в национальных валютах, он уже начал инфраструктурные проекты в ключевых отраслях.

Здесь была озвучена идея создания пула условных валютных резервов, уже сейчас Саудовская Аравия торгует в юанях, есть соглашение по обмену валютой между Бразилией и Китаем, разные валюты торгуются в России, торгуют в юанях Египет и Эфиопия – сейчас у них нехватка долларов и очень высокие уровни инфляции. И поэтому как раз страны БРИКС это обсуждают, и эти проблемы будут в центре внимания особенно на московском саммите.

Речь идет, кроме прочего, и о выплате долга МВФ, потому что у некоторых стран есть невыплаты, в частности, Аргентине очень важно решить вопрос с госдолгом. Есть соглашения в Аргентине и Бразилии, Египте и России, Саудовской Аравии, ОАЭ и Южной Африки по поводу валютных свопов, а также юаня в качестве расчетной валюты. Индийские рупии, например, и дирхамы ОАЭ – это также альтернативная валюта, особенно в нефтяном секторе. В общем, страны БРИКС будут обсуждать вопросы, связанные с использованием местных валют, – не только юаня.

На повестке дня БРИКС также стоит вопрос по поводу мультиполярности. Еще в конце 1990-х премьер Примаков говорил о том, как важно подхватить эту инициативу в связи в том числе с расширением НАТО. Сейчас очень большие изменения происходят во многих различных аспектах, которые должны помочь нашей интеграции. Это также различные этнические и религиозные моменты, может быть, некое разногласие в различных политических идеях между нашими и другими странами. Сейчас происходят «цветные революции»: «тюльпановая революция», «бархатная революция», «оранжевая революция», «майдан» и так далее. Это один из аспектов, которые мешают мультиполярности, мешают развитию многополярного мира.

Финансы и энергетика

У нас открылся Новый банк развития, поэтому менее развитые страны, такие как Египет и Эфиопия, могут много получить от этого сотрудничества. Когда речь идет о присоединении к БРИКС, это очень важные моменты.

Речь идет и о диверсификации глобальных энергетических рынков. Саудовская Аравия в прошлом году где-то 230 миллиардов долларов получила от экспорта нефти. ОАЭ уже инвестировали в рынок Индии 120 млрд долларов, большие проекты с Саудовской Аравией осуществляются как часть нашей повестки. Очень много производителей и потребителей энергии в Саудовской Аравии, Иране. Как потребитель Китай находится на втором месте по инфраструктуре энергетики, Индия является четвертым по величине импортером энергии. Поэтому очень важно создавать энергетические клубы, в том числе в рамках ШОС и БРИКС.

Очень важно рассматривать разные преимущества.

Преимущества для Ирана, например, в том, что он находится под давлением санкций, и сейчас речь идет о диверсификации рынков. Иран диверсифицирует экономику, есть интересные торговые сделки между Китаем и Ираном. Эфиопия также рассматривает различные новые аспекты сотрудничества со странами БРИКС.

Речь не только об инфраструктурных проектах, но все больше и больше – о сотрудничестве в области ИТ. 

Какова нынешняя ситуация с расширением БРИКС?

Текущие многосторонние институции, политические, финансовые и другие, такие организации, как Всемирный банк и МВФ, пока что не смогли справиться с многочисленными вызовами, поэтому БРИКС может принять эту эстафету. Мы должны также смотреть на реорганизацию МВФ, потому что туда как голосующие страны вошли Китай и Индия. Права стран БРИКС в МВФ значительно расширились, и сейчас есть права специального заимствования. Многие товары торгуются в юане, местные валюты развиваются, есть альтернативные кредитные рейтинговые агентства. Конечно, фокус нашего внимания в торговле местных валют, использовании альтернативных кредитных рейтингов, потому что традиционные агентства не являются сейчас беспристрастными. 

Амбициозна и грандиозна повестка БРИКС по многим вопросам. Например, мы должны справиться с технологическим разрывом.

Искусственный интеллект, 3D-принтеры, интернет вещей, нанотехнологии, большие данные, блокчейн, расширение использования данных, структурный сдвиг к платформам электронной коммерции, цифровых сделок и транзакций, сервисного сектора. Все это предполагает подключаемость и подключенность всех стран. Речь идет и о криптовалютах, потоках больших данных и так далее, перетекающих через границы, и нужны законы, регулирующие эти потоки.

Что касается ноономики, могу сказать, что есть несколько предложений в плане партнерства в рамках БРИКС в области этой новой индустриальной революции. Россия инициировала центр промышленных, индустриальных компетенций, в этом году уже выйдет их официальный доклад на саммите в России.

Проблемы, с которыми сталкиваются страны БРИКС

Прежде всего я бы назвал инфраструктурные проблемы, проблемы с автоматизацией, нехваткой специалистов на рынке труда. У каждой страны есть свои собственные национальные стратегии для преодоления этих вызовов. У БРИКС есть инициатива, которая охватывает разные континенты, и это привлекает внимание всего мира и разных регионов.

Нам надо представить альтернативы текущим мировым валютам, так как страны БРИКС должны решать секторальные проблемы. Пока медленно продвигается 4-я промышленная революция. Нам надо теснее интегрироваться, чтобы не было скошенного или одностороннего развития, потому что совершенно разные уровни роста ВВП в разных странах БРИКС. Важно это уравновесить.

Что касается торговли между странами, БРИКС нужны , торговые соглашения, которые еще не везде существуют на официальном уровне. Нам необходимо решить эти проблемы.

300 лет РАН: в России и для России

8 февраля исполнилось 300 лет со дня основания Российской академии наук. Она была создана по указу Петра I по аналогии с европейскими и оказалась самым долгосрочным институтом петровской эпохи. Сегодня, как и 300 лет назад, наука остается главной движущей силой экономического, социального и культурного прогресса.

Как в Париже, но по-немецки

Петр I, который, по меткому выражению Александра Пушкина, «Россию поднял на дыбы», реформировал все сферы жизни государства, особенно император стремился насаждать в обществе научные достижения, и во многом благодаря ему страна встала на рельсы модернизации. Во время своей второй поездки в Париж в 1716–1717 годах Петр посетил заседание Французской академии наук и даже был принят в ее почетные члены. 

Во время своего европейского турне Петр много общался с учеными, в том числе с одним из самых известных «универсальных людей» своего времени — Готфридом Лейбницем, немецким языковедом, математиком, физиком, философом. Лейбниц помог русскому царю с проектом Академии наук и поддержал Петра в его решении создать в России организацию, аналогичную европейским, но со своей спецификой.

Креативный подход

Еще до официального указа о создании академии Петр предпринял подготовительные шаги: значительно расширил свою библиотеку, сделал ее общедоступной; организовал первый русский музей — Кунсткамеру. Позже, при создании Академии наук фонды Кунсткамеры стали частью ее научного достояния. 

Одной из специфических черт созданной Петром академии было то, что в ней, по мысли императора, должны были учить «знатным художествам». Так, первые российские академики занимались в том числе и организацией праздничных фейерверков. Петр I подошел к формированию главной научной организации творчески, и это принесло свои плоды. 

В 1757 году на базе художественного отделения Российской академии наук была образована Императорская академия художеств.

Академия без русских

Петр Великий не дожил до торжественного открытия своего детища. Академию принимала его вдова, императрица Екатерина I. Первым президентом был избран Лаврентий Лаврентьевич Блюментрост, лейб-медик Петра I, и среди первых академиков он был единственным уроженцем России. Это было еще одной спецификой Российской академии наук. 

В силу понятных причин — отсутствия вузов — ей не хватало «своих» кадров. Уже существующие на том момент в России академии, Киево-Могилянская и Славяно-греко-латинская, не готовили светских специалистов. Петр I, понимая проблему, начал готовиться к ее решению заранее. Переговоры о прибытии в Россию иностранных ученых велись еще за несколько лет до открытия академии. 

В первый состав Российской академии наук вошли, в частности, швейцарский математик Леонард Эйлер, французский картограф и астроном Делиль, швейцарский физик Даниил Бернулли и другие видные ученые своего времени. 

Первая кузница кадров

Со временем в России были подготовлены и свои академики: математик Семен Котельников, естествоиспытатель Иван Лепехин, химик Василий Севергин и другие ученые. Еще во время президентства Блюментроста при академии были открыты университет и гимназия, появились типография, разнообразные мастерские и палаты, открыты обсерватория и анатомический театр. Лаврентий Лаврентьевич заложил базу для того, чтобы русские ученые получали все необходимое для своей работы.

Граф Дмитрий Толстой,
обер-прокурор Святейшего правительствующего синода, министр народного просвещения, министр внутренних дел, президент Академии наук в 1882–1889 годах, член Императорского ВЭО

«Наша академия никогда не забывала, что она в России и для России. Такое именно направление ученой деятельности академии, несомненно, будет соответствовать воле августейшего ее покровителя. Различие мнений и взглядов естественно, и в научных предметах даже неизбежно, но единство и возвышенность цели сглаживают крайности».

На благо Отечества

Российская академия наук разрасталась и крепла. Силами организации проводились масштабные изыскания, экспедиции, публичные лекции по разным наукам. Благо Россия своими размерами и ресурсами давала богатую почву для изучения как в прямом, так и в переносном смысле. По мнению выдающегося французского физика Дорту де Мерана, Российская академия наук всего за 12 лет преодолела путь развития, сопоставимый с 60 годами упорного труда академиков Парижа и Лондона.
С 1746 по 1798 год президентом Академии наук был граф Кирилл Разумовский, бывший украинский гетман. Он высоко ценил заслуги Михаила Ломоносова и фактически передал ему в управление учебные и научные дела организации.
При Разумовском академия получила титул «Императорская» и свой первый регламент, существенно увеличилось финансирование организации. В то же время в академии появились первые члены-корреспонденты. С 1783 по 1796 год формальное управление академией при президентстве Разумовского получила Екатерина Дашкова, первая женщина в управлении организацией. Она сделала большой вклад в развитие русской словесности. При ее содействии в России был издан шеститомный «Словарь Академии Российской». 

Прикладное Императорское ВЭО

В первые годы правления Екатерины II было создано Вольное экономическое общество. По замыслу Ломоносова и его друга Григория Орлова, эта организация должна была способствовать более активному внедрению новых технологий и использованию научных знаний в хозяйственных целях. 

С первых дней своего существования ВЭО тесно взаимодействовало с Российской академией наук. Обе организации решали и решают одну масштабную задачу: «расширение пределов всякого рода полезных человечеству знаний». 

Академия наук играла существенную роль в развитии деятельности Императорского ВЭО, особенно на начальном этапе. Так, среди пятнадцати учредителей общества четверо являлись представителями Академии: Григорий Теплов — с 1742 года действительный член (адъюнкт по ботанике) Академии наук; Иван Тауберт — действительный член Академии наук с 1738 года (адъюнкт по истории); Иоганн Модель — почетный член Академии наук с 1758 года (химик, фармаколог); Иоганн Готлиб Леман (1719–1767) — действительный член Академии наук с 1761 года (профессор химии, геолог). С 15 июня 1765 года по 11 декабря 1792 года в ВЭО состояли 393 человека, из которых 62 были академиками. 

В «Трудах Вольного экономического общества» в те годы публиковались академики: картограф и мастер фейерверков Якоб Штелин, астроном, физик, математик Леонард Эйлер, его сын и ученик Иоганн Эйлер, географ Петр Рычков, фармаколог Иоганн Модель, минералог Иоганн Леман, химик Эрик Лаксман, ботаник Йозеф Кёльрейтер, механик Андрей Нартов и другие.

Одной из важных форм сотрудничества Академии наук и ВЭО были изыскательские экспедиции, которые во многом позволили собрать экономико-географические сведения об Империи для будущих поколений. В частности, по поручению и на средства ВЭО академик Василий Васильевич Докучаев предпринял ряд экспедиций для исследования чернозема, в этих работах приняли участие выдающиеся ученые, будущие члены-корреспонденты Академии наук Дмитрий Менделеев и Александр Иноземцев, академик Александр Бутлеров. 

Площадка прогрессивных ученых

С середины XIX до начала XX века трибуна ВЭО стала одной из наиболее прогрессивных научных площадок России. Тут выступали с докладами ведущие ученые — члены Академии наук Бутлеров, Семёнов-Тян-Шанский, Ковалевский, Бекетов и другие. 

Дмитрий Иванович Менделеев выступил с докладом «Возможность и польза учреждения Общества, содействующего сельскохозяйственному труду» на совместном заседании I отделения ВЭО и Политикоэкономического комитета 26 марта 1870 года. Докладчик предлагал создать специальную общественную организацию с целью помощи крестьянскому производству посредством продажи хозяйственных произведений своих членов и ссудами как отдельным членам, так и целым общинам, под обеспечение непроданными товарами, круговой порукой и разными ценностями.

Членами Вольного экономического общества с первых дней воссоздания в СССР как Научно-экономического общества, а затем, в новой России, с историческим названием, стали ведущие академики советской экономической школы: Тигран Хачатуров, Абел Аганбегян, Леонид Абалкин, Виктор Ивантер. С того момента сотрудничество с Академией наук и экономическими институтами РАН является ключевым фактором успешной работы ВЭО России. 

Как отметил Сергей Бодрунов, президент ВЭО России, член-корреспондент РАН, «в новейшей истории страны ВЭО России продолжает традицию тесного сотрудничества с Российской академией наук в сфере содействия решению масштабных задач обеспечения технологического суверенитета и национальной безопасности страны». 


Автор: Алексей Рудевич

Россия может стать центром технологического мегарегиона

Владимир Иванов,

заместитель президента РАН, член-корреспондент РАН, член президиума ВЭО России, д.э.н.

Если мы посмотрим вообще на логику развития индустриальных революций, то первая революция была связана с появлением паровой машины, а сейчас у нас действуют, по крайней мере, два процесса: прежде всего это цифровая экономика и цифровизация, а второе – гуманитарно-технологическая революция, то есть мы уже приходим к тому, что технологии должны развиваться не для получения прибыли, а для повышения качества жизни.

В изменении среды обитания появились два принципиально новых момента.

Что касается цифровизации, то в середине прошлого века Норберт Винер сформулировал ее основные принципы, и 3 позиция гласит, что любая информационная система, любой искусственный интеллект имеет естественное ограничение в двоичной системе, то есть в любом случае он рано или поздно приходит к этому естественному ограничению. Второй момент, который отсюда следует, – искусственный интеллект есть продолжение естественного, а никак не наоборот. ИИ может только в одном случае возобладать над человеком – когда человек ему сам предоставит эту возможность.

Когда мы говорим о формировании новой среды обитания и об экологии, мы должны всегда обращать внимание на культуру, потому что развитие новых технологий требует и соответствующих культурных трансформаций. Культурно-технологический разрыв однозначно ведет к крупным техногенным катастрофам. И если мы это дело проанализируем, то точно увидим, что в основе каждой крупной техногенной катастрофы лежит именно человеческий фактор. Сейчас мы можем сказать однозначно, что нет какого-то единого общего понимания, единой теории дальнейшего человеческого социально-экономического развития. Есть, по крайней мере, три таких подхода.

Первый – постиндустриализм, основной автор – Дэниэл Белл. Речь идет о замене индустриального труда на постиндустриальный при доминирующей роли государства.

Второй подход – неокапитализм, идеология сформулирована Клаусом Швабом, который указывает, что, во-первых, будет создана новая технологическая база управления производства под доминирующие роли бизнеса, а, во-вторых, при дальнейшем развитии роль национальных государств отмирает и все переходит в управление транснациональных корпораций.

Третий подход – гуманитарно-технологическая революция, когда речь идет о формировании новой дружелюбной среды обитания, которая должна рассматриваться как система «технология – информация – культура». Она должна создаваться за счет стратегического взаимодействия государства и бизнеса.

Таким образом в основе всех трех теорий лежит понятие технологического развития, то есть фактически мы имеем переход к новому витку глобализации – технологической глобализации, глобализации 4.0.

В основе развития лежат фундаментальные законы развития природы, человека и общества. Есть примерно треть теорий, которые объединены под единым глобализационным подходом. Согласно этим теориям, новый мировой уклад будет выглядеть примерно так: технологическая глобализация, политическая многополярность и, наконец, дружелюбная среда обитания. Вот так мы можем предположить дальнейшее развитие.

Поэтому в перспективном мирохозяйственном укладе лидирующие позиции займут государства, обладающие наиболее развитым высокотехнологическим комплексом, ориентированном на повышение качества жизни. И именно эти государства сформируют контур нового мирового уклада и систему международных отношений.

И если говорить про технологический потенциал регионов, нужно отметить, что это потребует передовой фундаментальной науки, развитого сектора прикладных исследований и разработок, наукоемкой промышленности и подготовки творцов – это вопрос принципиальный: необходимо готовить новые кадры по принципу фундаментальности, в первую очередь должна быть развита фундаментальная подготовка, потому что человек, который обладает фундаментальными знаниями, может более четко принимать решения в изменяющейся ситуации.

И сейчас мы можем видеть несколько таких мегарегионов.

Прежде всего, США, ЕС, куда входят 27 стран и комиссариат по науке и технологиям Европейского Союза, Китай. В Пекине в 2016 году была подписана декларация более 20 стран по вопросам научно-технического взаимодействия. И вот этот процесс сейчас набирает обороты. Есть еще один потенциальный регион, которым может стать Россия. Если мы посмотрим внимательно на ситуацию в России, то международные данные оценки инновационного рейтинга заставляют говорить о том, что нам необходимо разрабатывать новую политику, если мы претендуем на вхождение в число глобальных лидеров.

В октябре прошлого года Николай Платонович Патрушев сформулировал задачу перехода экономики в режим полного инновационного цикла. А еще в 2018 году Владимир Владимирович Путин поставил задачу принятия совместной программы научно-технологического развития. В этом направлении была проведена большая работа. Сейчас определены, пожалуй, основные приоритетные направления научно-технологического развития ЕАЭС.

Но нам представляется, что начинать надо с более понятной вещи – программы фундаментальных научных исследований, которую, наверное, имеет смысл создать в ЕАЭС. Почему? Потому что, как это ни парадоксально, при таком подходе не потребуется дополнительного финансирования, поскольку все страны, так или иначе, финансируют фундаментальную науку, а приоритеты фундаментальных исследований одинаковы во всем мире. Поэтому здесь речь только идет о том, чтобы правильно выстроить систему взаимоотношений в рамках реализации приоритетов. Это очень удобный подход, который мы уже обсуждали на разных площадках, в том числе и на площадке ЕАЭС.

Второй важный момент – это формирование единого общеобразовательного пространства, где тоже основные подходы уже известны, хорошо отработаны. Но нам надо обеспечить стыковку образовательных систем России и ЕАЭС с ориентацией на достижение технологического суверенитета и технологического лидерства.

Нам представляется, что в ближайшем будущем нам необходимо провести следующие документы: принять необходимую декларацию правительств стран–членов ЕАЭС, иностранных академий наук о формировании единого научно-технологического инновационного образовательного пространства, разработать соответствующие документы стратегического планирования, разработать интеграционную программу фундаментальных научных исследований. И, наконец, самое важное – это сформулировать единые требования к информационному пространству, потому что информационная среда сейчас становится одним из элементов нашей среды обитания.

Потенциал интеграции в ЕС близок к исчерпанию

Ольга Буторина,
заместитель директора Института Европы по научной работе, член-корреспондент РАН

Что сделал Европейский Союз, что ему удалось, а что не получилось, с точки зрения интеграции, в чем оказались ее издержки, о чем молчат политики, в чем позиция ЕС в отношении США и КНР.

Итак, сначала всем известные факты. В 1951 году появилось Европейское объединение угля и стали, что было большим примирительным проектом, в 1957-м – Римские договоры о создании Европейского экономического сообщества, общая сельскохозяйственная политика действует с 1962 года. Это на самом деле – единый внутренний рынок аграрной продукции с едиными, подчеркиваю, ценами при рыночном хозяйстве: это были одинаковые цены и огромные механизмы субсидирования сельскохозяйственного производства, на чем настаивала Франция. Дело было очень простым: для того, чтобы примириться с Германией, Франция настаивала на поддержке своих фермеров. Без этого она бы не сделала шаг в сторону Европейского экономического сообщества. Европейская валютная змея – то, что близко для меня, я изучала валюту – действовала с 1973 года, а в виде европейской валютной системы – с 1979-го, далее – единый внутренний рынок с 4 свободами: передвижения товаров, капиталов, лиц и услуг. И дальше венец – валютный союз – то, про что я в свое время написала докторскую диссертацию и книгу «Международные валюты: интеграция и конкуренция», а в 2019-м вышла моя большая книга, называется «Экономическая история евро».

Далее – пять расширений и одно сужение сравнительно недавно. Мне кажется, что все в ЕС сделано почти на пятерку, нет только гармонизации или унификации цен, даже на массовые товары, такие, например, как стиральный порошок или автомобили: общий таможенный тариф, единая торговая политика по отношению к третьим странам, единый аграрный рынок, которому я поставила двойку, потому что он хорошо действует, но создает огромную нагрузку на бюджет Европейского Союза и препятствует тому, чтобы этот бюджет шел на науку и технику. Общий бюджет ЕС составляет всего 1% от валового национального дохода плюс большая система фондов, существует единая валюта и независимый Европейский центральный банк с мандатом на поддержание ценовой стабильности. Все сделано отлично за несколькими исключениями, о которых я буду говорить чуть позже. Выдержали кризис 2008-го года и долговой кризис Еврозоны. 

Что не получилось?

Сделать так, чтобы экономическое пространство внутри ЕС стало подлинно единым. Как я уже сказала, нет унификации цен на одинаковые товары, думали, что после создания экономического и валютного союза это получится. Не вышло.

Интеграция не привела к подлинной экономической конвергенции, то есть сближению по уровню благосостояния государств-членов. То, что мы видим сейчас – несколько стран, которые находятся в топе, включая, например, Ирландию и Данию, – они очень быстро повышают свой ВВП на душу населения. Скажем, Германия, Бельгия, Нидерланды держатся на стабильно высоком уровне. Франция медленно дрейфует вниз. Италия, Португалия, а особенно Греция сделали сильный дрейф вниз после кризиса еврозоны, тогда как некоторые страны Центральной и Восточной Европы подтягиваются, поэтому сейчас мы имеем два кластера, между которыми находится Франция. Сближения этих кластеров, по крайне мере, до того периода, когда мои студенты выйдут на пенсию, не будет.

Интеграция не стала инструментом ускорения экономического роста, повышения уровня жизни. Европейский союз принял Лиссабонскую стратегию, потом стратегию «Европа-2020». Из этого не вышло инструмента, который бы стимулировал экономический рост, и ЕС не сумел удержать позиции в конкурентной борьбе с США и глобальным Югом. И главная для меня как для специалиста проблема – евро не стал реальной альтернативой доллару. Именно на это был нацелен данный грандиозный проект. Доля евро на мировых валютных рынках не превышает той, которая была в 1999 году при введении единой европейской валюты. Доля евро в официальных резервах мира тоже не растет, составляя не больше четверти, в отдельные годы доходя до трети.

О чем молчат политики?

Считается, что интеграция – это средство решения внутренних задач: убрать барьеры на пути движения товаров, капиталов, сделать единое хозяйство более гомогенным и за счет эффекта масштаба стимулировать экономический рост. Я построила матрицу, где слева находятся цели, направленные на улучшение, и, соответственно, по другой оси находятся цели внешние. И в Европейском союзе, и в других интеграционных объединениях все время говорят: мы улучшим, мы построим, мы уберем барьеры. Гораздо меньше говорится о том, что интеграция – это средство не сделать что-то хорошо, а сделать так, чтобы не стало хуже, то есть предотвращение неприятных сценариев.

Скажу вам, что евро в значительной степени создавался не для того, чтобы людям было удобно ездить с одинаковыми монетками по странам ЕС, чтобы не было колебания обменных курсов и чтобы можно было бизнесу хорошо инвестировать, не держа в голове колебания, а потому что создалась известная экономистам так называемая невозможная триада, когда быстрое нарастание объемов мировых финансовых рынков и свобода движения капиталов не позволяли удерживать фиксированные курсы внутри ЕС при независимой денежно-кредитной политике. Фиксированные курсы, напомню, внутри ЕС (то, что делала европейская валютная система) были нужны для того, чтобы удержать единый сельскохозяйственный рынок с их почти социалистическим планированием (я имею в виду, единые цены) и удержать существовавший внутри ЕС Таможенный союз, потому что когда, например, итальянская лира девальвировалась, немецкие производители говорили: о-го-го, вы применяете против нас стимулирование своего экспорта, мы будем вводить квоты и таможенные пошлины на ваши итальянские товары, а без этого разваливался Таможенный союз.

И последнее: мало кто вообще знает, что уже в 1980-е годы торговля между Италией и Португалией, между Францией и Грецией шла вовсе не на немецкие марки, а на доллары. Вот, ползучая долларизация внутренних расчетов была очень опасной, поэтому евро – это не только способ сделать хорошо, но и способ, чтобы не стало хуже.

Замалчивается такая простая штука, что интеграция имеет свои издержки и создает новые беды. Мы видели, как Экономический и валютный союз – прекрасная идея – привел к тому, что были запущены механизмы, когда страны с ранее слабыми валютами, например, Греция не имели доступа к кредитам. Греческие банки не давали кредиты в долларах, потому что они понимали, что национальная валюта может быть девальвирована, а, соответственно, национальный бизнес не хотел брать кредиты в национальной валюте. Этот валютный риск исчез, и получилось то, что все видели во время кризиса еврозоны – долговая нагрузка на страны с прежде слабыми валютами возросла.

Это издержки интеграции. Интеграция может усиливать процветание ядра, она имеет конечный экономический потенциал, и она может создавать контрпродуктивные механизмы, в частности, дезактивацию автоматических стабилизаторов экономики – то, что произошло в зоне евро после введения евро.

Доля ЕС в мировом ВВП и доля Азии после 2008 года они становятся зеркальными, расходятся. Если Соединенные Штаты и весь Американский континент удерживают позиции, то Европейский союз не может этого сделать.

Парная корреляция между тремя парами регионов, скользящее среднее за последние пять лет показывает, что корреляция «Америка – Азия» была все время близка к единице, за исключением мирового финансового кризиса 1998 года, были небольшие подвижки вниз в середине 2010 годов. И напротив, мы видим, что корреляция «ЕС – Азия» и «ЕС – Америка» отклоняются вниз, причем очень сильно, до значения минус один, то есть многократно. Трясет именно Европейский союз и Европу, именно она оказывается шагающей не в ногу. Рост доли азиатских стран в мировом ВВП означает, что Европейскому союзу приспосабливаться в ближайшие годы будет очень сложно, и дело не в политике, а в объективных условиях.

Выводы и прогноз

Потенциал экономической интеграции в ЕС близок к исчерпанию. Экономический и валютный союз – дело очень хорошее, но он дал не все то, на что надеялись, возникли новые проблемы в еврозоне. Создание финансового союза в ЕС идет очень медленно. Двойной переход, на мой взгляд, то есть зеленая повестка и энергетический переход, – это способ создать большую интеграционную цель там, где прежняя цель уже не работает.

Мой прогноз: Евросоюз усилит внешний вектор интеграции и давление на страны извне.

Оптимистический вариант для России – 5% роста ВВП

академик РАН, доктор наук, профессор

Абел Аганбегян, 
академик РАН, доктор наук, профессор Судя по оценкам экспертов, Китай к 2040 году резко увеличит свою роль и выйдет на 58 трлн долларов по паритету покупательной способности, к нему

Судя по оценкам экспертов, Китай к 2040 году резко увеличит свою роль и выйдет на 58 трлн долларов по паритету покупательной способности, к нему приближается Индия, которая, с моей точки зрения, будет обладать самыми высокими темпами развития. О России трудно сказать, что будет: много неопределенностей, но, по-моему, приближается срок перемирия. Возможно, это будет в этом году или в начале следующего года, и все мы будем ответственны за то, что начнет делать страна после перемирия, потому что в условиях военных действий начать какую-то крупную перестройку, изыскать крупные инвестиции вряд ли возможно. А вот когда будет перемирие, тогда нас спросят, что делать дальше. И вот здесь нам нужна коренная трансформация.

Надо сказать, что кроме оценки по паритету покупательной способности, очень важна оценка по номинальному валовому продукту, поскольку все пользуются курсами своих валют, и все показатели от этого зависят. И здесь наше место – не пятое-шестое, а одиннадцатое. У нас очень заниженный курс нашей валюты.

Что касается России на перспективу, то, мне кажется, возможны три сценария: негативный – 2% роста, средний, который я бы назвал наиболее вероятным – на ближайшие лет 10 во всяком случае – 3%. Оптимистический вариант, если будет проведено действительно крупное трансформационное мероприятие, о котором здесь говорилось – порядка 5%.

Я хотел остановиться на некоторых интеграционных и сопернических взаимоотношениях между странами. Сейчас основная ось – это соотношение США, Европы и Японии с одной стороны и Китая с другой. По мнению большинства экспертов, к которым я бы присоединился, Китай ждет сокращение существенное темпов социально-экономического развития. Мой прогноз – 4%. Как вы знаете, фондовый рынок определяет во многом будущее. Китайский фондовый рынок на 30% упал вместе с гонконгским за последние примерно лет 5, 6 трлн долларов Китай потерял на сокращении цены акций. Развитые страны прекратили вкладывать деньги в Китай. Пока не видно большого оттока, но, по-видимому, он будет. Явно видна линия переориентации развитых стран с Китая на Индию, куда 400 миллиардов они вложили за последние лет десять – для того, чтобы развить разные стороны индийской экономики. Не надо забывать, что столицей мира по информационным технологиям является общепризнанно Бангалор: 8,6 млн жителей в прошлом не очень большого города. Индия экспортирует товаров и услуг IT на 195 млрд долларов. Это равно экспорту нефти из России и вдвое выше экспорта газа, и эта цифра все время растет. В последние годы западные страны вкладывают большие деньги в электронику, и Индия начинает поставлять электронику развитым сторонам, ведь главный товар экспорта Китая – электроника и разные устройства на базе электроники, и сейчас идет переориентация на Индию. С моей точки зрения, Индия будет развиваться темпами 6-7%, а сейчас больше 7, она развивается намного быстрее других стран.

Хотя Китай и Индия резко растут по паритету покупательных способностей, но если вы возьмете уровень экономического развития, разделите эти большие цифры на намного большую численность населения, то надо признать, что США и в 2040 году будет вдвое выше по экономическому развитию, чем Китай, и, тем более, Индия. Вряд ли в обозримое время, при нашей жизни, Китай выйдет на первое место по отношению к США по уровню экономического развития и по благосостоянию. И не стоит излишне принижать мощь Соединенных Штатов Америки.

Дело в том, что темпы совершенно разные содержательно для Америки и для Китая. В Америке и в развитых странах рост экономики идет не за счет инвестиций в основной капитал, а за счет экономики знаний. Доля экономики знаний, а именно отрасли, которые составляют НИОКР, образование, информационно-коммуникационные технологии и здравоохранение, – в США составляют 40%, а доля промышленности – 15–18% говорят. В Европе эти цифры – 35 и 20-25%. У них 2% роста – это высокотехнологические товары из сферы экономики знаний, а не традиционные товары. В Китае высокотехнологических товаров, конечно, в разы меньше, чем в США, в темпах роста ВВП. И он развивается за счет, во многом, традиционных товаров, хотя сделал грандиознейший рывок. И, кстати, в книге Сергея Юрьевича Глазьева, замечательной, с моей точки зрения, «Китайское экономическое чудо. Уроки для мира и для России» очень ярко показано фантастические успехи Китая.

Что касается России, то, конечно, интеграция с Китаем – это главный тренд. Сейчас этой интеграции нет, прямо скажем, в настоящем смысле слова – это лишь внешняя торговля. Причем очень отсталая по структуре. Китай не вкладывает деньги в Россию, имея колоссальные избыточные финансы. У них только золотовалютных резервов – 3,5 триллиона. И что они вкладывают в Россию? Практически ничего. Китай имеет фантастические строительные организации, которые могли бы нам построить сколько угодно дорог, мостов, жилья, если просто работали у нас, как они работают в ряде других стран. Технологической интеграции с Китаем у нас почти нет. Да, они нас снабжают некоторыми технологическими товарами, не самыми последними, но этого недостаточно. К сожалению, нет интеграции и в области образования.

Китай как сделал свой рывок? Он миллионы людей обучил в лучших иностранных университетах и их выпускникам платил зарплату выше, чем своим, намного. В 2019 году 600 тысяч китайцев окончили вузы в Англии и в Америке. Сейчас они уже насытились более-менее этими кадрами. Мало того, даже безработица есть среди части молодежи Китая. Китай и сам поднялся в развитии образования. Из 211 университетов, лучших в мире, в Китае – 17. Он уступает Англии, США, но стоит на третьем месте, опережая Францию, Японию и так далее. А в России шесть таких университетов по рейтингу Times. Сейчас Китай переманивает профессоров американских.

Если вы посмотрите качество, например, университета Цинхао, лучшего в Китае политехнического инженерного университета, и Пекинского университета, то 20% всех выпускников пишут выпускные работы по инновациям, и поэтому Китай очень быстро продвигается вперед по инновациям. Он занимает второе место по числу фирм-единорогов, а по числу суперкомпьтеров опередил США, так же, как и по скорости передачи данных.

Нам нужно также с Китаем дальше очень интегрироваться. Не только в области внешней торговли, как я сказал, а в других сферах. И то же самое – с Индией: нужно проложить железную дорогу, проложить туда автостраду скоростную, нефтепровод, газопровод, начать интеграцию по IT. С точки зрения математической культуры, уровня математической науки мы существенно выше Индии и Китая. Они не могут составлять таких программ, которые мы составляем, по сложности. Но по массовости, по умению внедрить это все, они нас опережаю в десяток раз. Нам нужно также иметь очень серьезную интеграцию с южными странами. Я имею в виду Турцию, Саудовскую Аравию, Объединенные Эмираты. И это тоже должна быть отнюдь не только внешняя торговля. Эти страны полны нефтедолларами, а мы – страна с самым низким в мире и государственным долгом, и общим долгом, включая корпоративный долг. У нас – 20% валового продукта долг, а нам нужны деньги, чтобы развиваться, нужны инвестиции. Нам нужно в полтора, два раза поднять норму инвестицию в валовом продукте, и только в этом случае мы можем поднять темпы, потому что мы, все-таки – индустриальная страна. У нас доля промышленности в создании ВВП 30%, а доля экономики знаний – 14%, т.е. мы не за счет экономики знаний живем пока.

Три вещи нам нужно сделать.

Первое – нам нужно перейти на инновационный, научно-технологический путь развития. Самое большое отставание России от других стран мира – в области инноваций. От 10 до 100 раз. Доля роботов – 6 на 10 тысяч промышленных рабочих, в Южной Корее – 600, а в большинстве развитых стран – от 200 до 400. Суперкомпьютеров у нас – 7, в Китае – 140, Америке – 150, нормальных странах – 30-40. Доля экспорта высокотехнологической продукции России – 0,3% от мира, Америки – 39, Японии – 30, Германии – 20, то есть больше в сотни раз. У нас нет ни одной кремниевой долины, ни одной фирмы единорога из 1500 на конец 2023 года.

Для того, чтобы продвинуться в инновациях и в любом другом деле, нам нужна коренная реорганизация всей нашей финансовой системы, и прежде всего, «банкизация» страны. Инвестиции у нас – 2% банковских активов. Инвестиционные кредиты составляют 10% всех инвестиций, а не 30-40, как в мире, причем доля у нас – в 2 раза ниже инвестиций в валовом продукте, чем в развивающихся странах. Поэтому нам нужны коренные преобразования.

Сейчас у нас рынок капитала, а он двигается вперед, таков, что экономический рост невозможен при такой низкой доле инвестиций и валового продукта: я говорю об устойчивом, долговременном росте. Конечно, мы гордимся 2023 годом, но он, во-первых, считался по отношению к 2022-му – провальному, а во-вторых – военный, оборонная промышленность сильно выросла. 39% оборонная безопасность занимает во всех государственных расходах, это влияет: нам надо резко поднять долю инвестиций и долю валового продукта.

Какие могут быть источники инвестиций: прежде всего, банковские активы и переориентация банковской системы на воспроизводство длинных денег. На эти длинные деньги надо массово начать технологическое перевооружение отсталых предприятий в технологическом плане. Второе, надо в 3-4 раза увеличить инвестиции в создание высокотехнологических среднетехнологических предприятий. Третье – надо создавать новую инфраструктуру, четвертое – мы строим мало жилья. Мы строим 110 млн квадратных метров, а Китай ввел 1 млрд 600 млн. Вы знаете, что в Китае 40 квадратных метров на душу? А в России — 27,8. И они это сделали, буквально, за последние 5-7 лет.

Нам нужно резко поднять благосостояние, сократить социальное неравенство. К счастью, сейчас этим занимаются. Хочу сказать, что инвестиции, долговременный кредит – это не только в основной капитал, но и в человеческий капитал. Нам нужно резко увеличить кредитование образования, поскольку оно все больше становится платным, и уже значительная часть населения не может в хороший вуз посылать способную молодежь, потому что дорого стоит проживание в общежитии.

Как изменится международный рейтинг России среди 150 ведущих государств мира, если мы начнем социально-экономический рост? Вообще я оптимист по одной причине главной: богатство России – это не территория и не природные ресурсы. Россияне – это высокообразованные люди. По образованности трудоспособного населения у нас – шестое место в мире, доля трудоспособных с высшим и средним специальным образованием – больше, чем в Америке между прочим. Мы уступаем Японии, Южной Корее и, по-моему, Канаде из крупных стран.

Мы богаты знаниями, но мы не умеем эти знания применить, потому что мы учим знаниям, но не учим умению, не даем навыки, не требуем опыта для занятия должности, поэтому у нас и инноваций нет. У нас ИТМО Ленинградский 8 раз по IT победил 150 университетов мира, включая Гарвард, Стэнфорд и т.д. Но кто-то из этих выпускников создал хоть одну фирму, которая на слуху? Нет. А знаний у них больше всех.

К чему приведут процессы интеграции и фрагментации в мире

Михаил Головнин,
директор Института экономики РАН, член-корреспондент РАН

Михаил Головнин, 
директор Института экономики РАН, член-корреспондент РАН Об интеграции нужно говорить на двух уровнях: глобальном и региональном.

Об интеграции нужно говорить на двух уровнях: глобальном и региональном. И здесь тренды могут быть совершенно противоположными. Как эти тренды оценить и рассчитать? Среди координационных характеристик интегрированных систем в экономической литературе фигурируют, во-первых, растущие объемы взаимных торговых и инвестиционных связей, движение рабочей силы между странами, отсутствие барьеров на пути движения товаров и услуг, капитала и рабочей силы. Во-вторых, выработка неких единых регулирующих норм и выравнивание экономических систем, то есть движение к единым ценовым показателям, не административно устанавливаемым, а выровненных рынком. И, наконец, верхнее обобщающее определение интеграции – возможность рассмотрения системы как единого целого.

В мировой экономике до кризиса 2008–2009 годов шел процесс глобализации, который как раз и был движением к выстраиванию единой системы мирового хозяйства. Но уже начиная с 2008–2009 годов стали говорить о фрагментации. Фрагментация означает появление барьеров, по сути дела, причем я подчеркну очень важную вещь – барьеров в том числе и регуляторных, то есть тех, которые страны сознательно устанавливают на путях внешнеэкономических связей. Есть предположение, что при фрагментации будут усиливаться взаимосвязи между отдельными субъектами мирового хозяйства за счет связей с другими субъектами, то есть делается предположение о том, что фрагментация будет усиливать региональную экономическую интеграцию. Так это или нет – большой вопрос.

Кризис 2008–2009 годов показал, что система достигла настолько высокого уровня взаимозависимости, что стали проявляться ее риски. Когда возникли шоки, которые стали распространяться на всю систему и кризис стал мировым, страны задумались о возможных ограничениях, но сразу явных признаков не было. Здесь, конечно, надо выделить роль Китая как одного из ведущих мировых центров, причем не только экономических, но и финансовых и валютных, что, на мой взгляд, тоже создало предпосылки для развития процессов фрагментации. Началом я бы назвал торговую войну США и Китая в 2018 году, которая запустила введение протекционистских мер в мировой экономике. Конечно, свою роль сыграла и пандемия, которая способствовала фрагментации, накладывая уже внешние барьеры, и, далее, конечно, беспрецедентные антироссийские санкции 2022–2023 годов.

Как проявляется фрагментация. Мы видим, что сокращается динамика мировой торговли, 2023 год особенно хорошо это показал. Практически близки к нулю были темпы прироста мировой торговли, снижаются потоки капитала в ведущих мировых центрах по отношению к ВВП. Обращу ваше внимание, что в наибольшей степени в 2022 году, по крайней мере пока, пострадали Китай и зона евро, там сильнее всего снизились международные потоки капитала. Есть и другие проявления. Это и снижение спроса на мировые валютные активы, и увеличение волатильности на мировых товарных и финансовых рынках, что мы все наблюдали. Но пока нельзя сказать, что это устойчивая тенденция. Да, мы видели в 2022 или в 2023 году серьезные негативные тенденции по этим показателям и можем отследить негативные тенденции на всем интервале с 2018 по 2022-й по сравнению с остальными, но пока это не ведет к общему слому линии глобализации, идут процессы ее снижения.

Теперь относительно региональной экономической интеграции. В этом отношении есть признанная теория, так называемая линейная схема Балаша. Конечно, большую роль сыграло развитие нового регионализма или открытого регионализма, начиная где-то с 1980–90-х годов прошлого века, где основной акцент как раз делался на взаимные экономические связи, и как раз в том числе гравитационные модели активно использовались для анализа этих процессов. Здесь очень важно сочетание так называемой позитивной и негативной интеграции, причем негативная – это не что-то отрицательное, а это как раз и есть реальное взаимодействие между хозяйствующими субъектами, а позитивная – это выстраивание интеграционных схем. Видимо, без сочетания этих двух направлений мы двигаться не можем.

Наблюдается тенденция появления так называемых мегапартнерств, которые носят уже даже не столько региональный, сколько трансрегиональный характер: Транстихоокеанское партнерство, РВЭП (Региональное всеобъемлющее экономическое партнерство), где участники пытаются согласовать свои интересы, пусть не продвигаясь до каких-то значительных стадий исходя из линейной концепции интеграции, но решая необходимые задачи для взаимодействия.

Как фрагментация повлияла на региональную экономическую интеграцию? Есть пока определённый негативный эффект. Например, в 2022 году был наименьший за последние 30 лет прирост региональных торговых соглашений в мировой экономике. При этом мы видим, что на протяжении последних лет достаточно интенсивно развиваются торговые связи по линии «юг–юг». Если раньше говорилось о том, что интеграционные объединения с участием исключительно развивающихся стран неэффективны, а эффективны только в сочетании «развитые и развивающиеся», то сейчас мы видим, что ситуация меняется. И особенно надо обратить внимание на экономические взаимосвязи в Восточной Азии. Они растут опережающими темпами по сравнению с взаимосвязями с развитыми странами. Восточная Азия – это единственный регион, где торговля внутри региона больше, чем его торговля с развитыми странами. Во всех остальных регионах с развивающимися странами торговля с развитыми странами больше, чем внутри региона или с другими регионами с развивающимися странами.

Получается, что если, действительно, такие процессы регионализации будут развиваться в условиях фрагментации, очень важно, чтобы выделялись группы стран, тесно экономически взаимодействующие между собой. Но мы все-таки понимаем, что процессы фрагментации, конечно, во многом вызваны и действием геополитических сил, поэтому это и должны быть страны, которые могут объединяться по признаку дружественности. Пока такая большая инициатива, которую условно (да, конечно, не в полном смысле слова) можно отнести к интеграционным – это китайская инициатива «Пояс и путь», а перспектива как раз самых традиционных региональных интеграционных группировок достаточно неопределенна.

Пойдем ли мы по пути регионализации? Я имею в виду самый негативный сценарий, если фрагментация будет действительно развиваться стремительно. Ведь у нас есть примеры в истории. Это 20-е и 30-е годы прошлого века, когда страны пошли по пути скорее национализации, усиления национализма, торговых войн и так далее, и потом очень долго Европа шла к региональным объединениям. На мой взгляд, сценарий роста национализма в чистом виде маловероятен. Скорее всего, будут преодолеваться ограничения фрагментации, но здесь надо обратить внимание на ту повестку, которая должна выстраиваться, потому что торгового объединения здесь уже будет недостаточно, и, как показали те же антироссийские санкции, необходимо выстраивание и собственной финансовой инфраструктуры, включая платежно-расчетную систему и инфраструктуру рынка ценных бумаг и так далее, потому что отключение от глобальной инфраструктуры, как мы видим, фактически означает выключение из мировой финансовой системы.

Конечно, об этом неоднократно уже говорилось, лидирующую роль может сыграть расширенный БРИКС в силу того, что это в чистом виде не региональное объединение, а именно трансрегиональное. Здесь очень важна, с одной стороны, повестка дня, а она действительно формируется и на саммитах разрабатывается, а с другой стороны, конкретные проекты. Сейчас есть действительно очень серьезный позитивный проект – Новый банк развития БРИКС. Это, по сути, первый банк, в котором капитал находится в собственности стран с формирующимися рынками. То есть это не банк, где доминируют развитые страны. Необходимо эту повестку расширять. Сейчас под председательством России, видимо, будет активно обсуждаться как раз построение вот этих трансрегиональных расчетных, платежных систем, и это действительно очень важное направление.

И особый вопрос – это, конечно, роль цифровизации, потому что цифровизация может сыграть значительную роль как в усилении фрагментации, потому что она, по сути, создает технологическую основу для того, чтобы фрагментация развивалась, но, с другой стороны, в перспективе она как раз и способна эту фрагментацию преодолеть, налаживая взаимосвязи между различными группами уже фрагментированных объединений.

Конечно, самое важное – это наличие глобальных проблем, от решения которых, к сожалению, фрагментированная экономика нас уводит. Это проблемы, и связанные с изменением климата, и демографией, и глобальным неравенством, и глобальная долговая проблема. Я надеюсь, что необходимость поиска сотрудничества в этих вопросах будет удерживать и глобальное взаимодействие.

Стратегирование как наука в России

Владимир Квинт,
заведующий кафедрой экономической и финансовой стратегии Московской школы экономики МГУ им. Ломоносова, иностранный член РАН 

В России прекрасно развита теория и практика прогнозирования, однако проблема заключается в том, что между прогнозированием и ресурсно-обеспеченным планированием практически никогда не было разработанной системы стратегирования. В результате прогнозы, преобразованные в планы, в 90%, если не больше, не реализовывались. И они не могут реализовываться, потому что прогноз не может быть директивным документом. Он показывает лишь ориентиры по времени и по ресурсам, поэтому, когда нас пригласили разрабатывать эту теорию и методологию, я уже около 25 лет этим занимался за рубежом, мы вернулись и стали разрабатывать теорию и методологию стратегирования.

Стратегирование – это, просто говоря, процесс разработки стратегии и долгий процесс ее последовательной реализации, в результате которой появляется сам документ – стратегия. А стратегическое управление – это управление всем процессом стратегирования. Наконец, стратегическое планирование – это, с одной стороны, одна из трех интегрированных функций стратегического управления, а с другой стороны – документ, приближающий стратегические планы через стратегическое планирование к текущим и оперативным.

Из всех законов стратегирования я обращу ваше внимание только на два момента. К реализации в стратегиях не могут быть представлены никакие приоритеты, не обеспеченные конкурентными преимуществами и ресурсами. В этом – одна из главных проблем стратегического планирования в России. В повестку дня вводятся приоритеты, в которых нет конкурентных преимуществ. В результате иностранные государства легко нас опережают по этим направлениям. Плюс нет полного обеспечения ресурсами, в итоге мы тратим все остальные ресурсы зря.

В 2007 году решением нашего ректора академика Садовничего при поддержке директора Московской школы экономики академика Некипелова был издан приказ сначала о создании в МГУ кафедры финансовой стратегии, потому что нужно было подготовить кадры преподавателей. Мы отправили людей учиться за рубеж, выделили громадные деньги, подготовили людей по преподаванию и разработке финансовых стратегий. Затем, в 2019 году ученый совет МГУ утвердил новое название кафедры и новую программу. У нас теперь 36 дисциплин по обучению стратегии во всех аспектах. Затем появились дочерние кафедры в Кузбассе и в Национальном университете МИСИС. Сейчас таких кафедр 7: в Ереване, несмотря на все санкции, Словении, которая не ликвидировала филиал Московского государственного университета, в Национальном университете Узбекистана и в Навоийском горно-технологическом университете.

Позже постановлением ученого совета МГУ был создан Центр стратегических исследований Института математических исследований сложных систем, который ведет разработку практических стратегий, затем мы стали заниматься проведением международных конкурсов. Несмотря на все санкции, в прошлом году в международном конкурсе приняли участие работы 54 стран, совместно с Вольным экономическим обществом России, с Президентской академией России мы стали публиковать книги. У нас за это время, за 14 лет, вышло 140 книг, переведённых в 21 стране мира. Мы ежегодно проводим уже 7 лет международные конференции, которые состоят из университариумов. Вот в этом году мы начали в Киргизии, затем в МГУ, затем в МИСИСе, только что мы приехали из Кузбасса. И завершается этот год в Мурманске Арктическим университариумом стратега. Больше 7 тысяч человек приняли участие в нашей конференции, поскольку она по многим городам и странам распределена. Международный конкурс, о котором я говорил, мы проводим совместно с Шанхайским университетом и с Президентской академией России.

Наконец, мы занялись продвижением в умы молодых людей теории ноономики в сочетании со стратегированием ноономических преобразований экономики. И в прошлом году провели первый международный конкурс. Мы очень благодарны Вольному экономическому обществу России, Международному союзу экономистов за то внимание, которое эти два крупнейших образовательных центра российской науки и международной уделили детям. 

Теперь несколько о трендах. Наша страна сегодня находится в чрезвычайном периоде. Я хочу подчеркнуть, не в чрезвычайной ситуации, а в чрезвычайном периоде, когда взаимодействие глобальных трендов приобретает особый характер, и положительные тренды, продолжая развиваться, усиливают негативные тренды, как это ни странно. И взаимосвязь этих глобальных позитивных и негативных трендов очень сложная. Если, например, демократизация вроде бы прекрасный тренд, но он ведет к прозрачности границ. И вот терроризм – это как раз одно из негативных проявлений прекрасного тренда демократизации.

Когда мы разрабатываем любую стратегию, мы обязательно учитываем влияние всех стратегий – нижнего уровня и верхнего – на эту стратегию. Мы много говорим о стратегии Санкт-Петербурга до 2030 и, затем, до 2035. Почему? Потому что это была первая стратегия в России, утвержденная в качестве регионального закона. Второй такой стратегией стала стратегия Кузбасса, которая получила самую высокую оценку. И вот, смотрите, когда мы разрабатываем региональную стратегию, например, Санкт-Петербурга, мы учитываем взаимосвязь со странами Балтийского бассейна и взаимовлияние с глобальными стратегиями, и наоборот, с корпоративными стратегиями. Где реализуется любая региональная стратегия? В корпорациях и организациях. Бюрократические органы не могут производить товары и услуги. Поэтому главная слабость всех стратегий в том, что они плохо связаны с корпоративными стратегиями. А их эффективность снижается с отсутствием связи с личностными стратегиями участников реализации.

Теперь я хотел бы сказать о том периоде, в котором живет наша страна сейчас. Мы из чрезвычайной ситуации перешли в чрезвычайный период, но в России нет законодательства, которое бы касалось термина «чрезвычайный период». А чрезвычайная ситуация, кратковременная по своим характеристикам и природе, не соответствует тому периоду, в котором мы живем. Поэтому наша задача сейчас пробудить интерес правоведов к тому, чтобы ввести, как во многих странах, в правовую документацию новый термин.

Выход из чрезвычайного периода происходит в новую нормальность. Если из чрезвычайной ситуации страна всегда выходит в прежнюю нормальность, то из чрезвычайного периода – только в новую. А вот исследованиями того, какой будет новая нормальность, никто не занимается, потому что даже термина такого нет. Мы предложили несколько стратегических сценариев, в ряде отраслей регионов приняли наш вариант, но нужно новое регулирование, нужен термин, включенный в законодательные документы.

Наконец, хочу сказать о классе нашей науки и практики стратегирования. По учебникам работников нашей кафедры учатся уже в 283 университетах за пределами России. Эти книги изданы в США, Канаде, Великобритании, Германии, Китае в целом, в 21 стране мира, несмотря на все санкции. 

Книги нашей библиотеки стратегии Дальнего Востока сразу же переводятся в США, Великобритании, Канаде. Только что вышла книга «Дальневосточный вектор газовой промышленности». Все эти книги посвящены теории стратегии, методологии стратегирования. За это время мы выпустили почти 500 магистров стратегии, у нас защищено 4 докторских и 19 кандидатских диссертаций по теории стратегии и методологии стратегирования. Мы начали готовить стратегов в школах. Сегодня уже в 37 школах 1150 детей в России, Белоруссии, Узбекистане и Армении изучают стратегию. 

Зачем нужны стандарты качества жизни

Владимир Окрепилов,
научный руководитель Института проблем региональной экономики, академик РАН

В условиях экономической интеграции научное направление экономики качества дает возможность по-новому взглянуть на ход социального экономического развития, основой которой является получение качества жизни. Базовые элементы экономики качества – метрология, стандартизация и управление качеством – составляют триаду этого направления. Начнем с первого направления – метрология – обеспечение единства измерений. Базой этого направления являются 160 государственных эталонов, которые есть в России, и в каждой стране есть определенное количество. Мы по базе данных и по измерительным возможностям вместе с Китаем занимаем первое место, несмотря на то, что денег выделяется на это значительно меньше, чем в развитых странах «Семерки», но, однако, мы умудряемся не только быть на первом месте, но и совершенствовать эту эталонную базу. Буквально недавно создали новый эталон по координации местоположения, навигации. Точность измерения имеет колоссальное значение для нашей промышленности, для нашей обороны. Это очень важно еще и потому, что мы сумели отстоять это направление деятельности, поскольку нам пытались навязать ту систему, которая принята на Западе. Я не знаю, что бы мы сейчас делали, если бы у нас не было ГЛОНАССа, а была та система, которой пользуются, допустим, США. Как бы мы вообще работали, воевали или что-то еще делали. 

Удивительно, но в советское время не было законодательства по качеству вообще, не было никаких законов. В то же время в Конституции было записано, что основу наших стандартов составляет метрологическая служба России, которая составляет эталоны, стандарты и другие направления. В новой конституции России как-то перепутали ее составители и написали вместо метрологической службы «метеорологическая служба». В результате не было выделено денег на эти направления. Нам с трудом пришлось внести изменения, где поставили все на свое место, сейчас стали выделять средства. Кроме того, существует стратегия обеспечения единства измерений от 1935 года, которая сейчас успешно выполняется.

Я хотел бы отметить, что в процессе распространения стандартов среди приоритетных направлений стоят вопросы применения стандартизации и выстраивания отношений в интеграционных образованиях, прежде всего, БРИКС, ЕАЭС, ШОС, СНГ и так далее. Сегодня в мире происходят серьезные изменения в освоении единых стандартов. Например, с Европой или со странами «семерки» у нас прекратились отношения. Были договоры, по которым мы переводили стандарты и могли пользоваться. Сейчас такого разрешения нет. В то же время в ЕС все участники действуют на основе принятых решений, цель которых – как раз обеспечить эффективную интеграцию экономики всех стран.  

В управлении качеством применяется принцип «качество не имеет границ». Особенно сейчас, в новейших цифровых технологиях, эти процессы получили ускорение не только в сфере производства, но и в сфере здравоохранения, образования и безопасности труда.

Ситуация с качеством жизни на 2023 году такова: Россия поднялась с 57 на 56 место, по образованию занимает 29 место. Самая тяжелая ситуация у нас в продолжительности жизни. Мы находимся на 156-м месте между Молдовой и Суринамом. И, конечно, это вызвало замечания, которые по этому поводу высказал президент России Владимир Владимирович Путин Федеральному собранию, чтобы по крайней мере к 2030 году довести среднюю ожидаемую продолжительность жизни до 78 лет. Это все равно будет не так много по сравнению с развитыми странами, мы лишь войдем в сотню, но это перспектива, которую надо дальше развивать, и я думаю, что это реально сделать. 

Пример Санкт-Петербурга и Ленобласти

В последнее время укрепляется социально-экономическое взаимодействие Санкт-Петербурга с Ленинградской областью. В 2023 году эти регионы обеспечили самые высокие за последние 12 лет темпы привлечения инвестиций. В Петербурге – более 10%, в Ленобласти – 13%. Конечно, это, наряду с реализацией крупных задач и проектов на стыке города и области, позволило нарастить темпы жилищного строительства, развивать совместную транспортную инфраструктуру, туризм, зоны отдыха. 

Итоги прошлого года показывают рекордный рост промышленности Петербурга. За 12 лет – 109,9% – это почти в три раза выше, чем в среднем по стране. Драйверы – это электротехника, энергомашиностроение, электроника, приборостроение, нефтепереработка, химия. То есть те сферы, которые у нас были записаны в стратегии до 2035 года и успешно сейчас развиваются, несмотря на то, что был и коронавирус, и санкции. 

За 10 лет реальные доходы населения города увеличились на четверть, и средняя продолжительность жизни в Петербурге составила 76,53 года. Если посмотреть по мировому уровню, то город в сотню входит. Еще, конечно, очень далеко до развитых стран, но это – один из лучших показателей в стране. 

В стратегии Санкт-Петербурга большое внимание уделено экономике знаний. Если в России в целом эта отрасль составляет 15% от общего ВВП, то в Петербурге – 25% ВРП. Согласно стратегии мы должны эту цифру довести до 35% до 2030 года. Это реально достижимая цель.

В Институте проблем региональной экономики создана модель, которая содержит требования к необходимому качеству жизни, определяет возможность выбора оптимальных способов их достижения. Эта методика постоянно совершенствуется. В настоящее время мы с помощью гранта, который получен в Российском научном фонде, провели анализ этой работы по Северо-Западному округу, зарегистрировали базу данных, получили авторские свидетельства. Параллельно мы рассматривали для сравнения Свердловскую область. Таким образом на уровне страны, федерального округа и конкретных регионов разработан и совершенствуется научно обоснованный критерий оценки качества жизни. Методика, на наш взгляд, может стать эффективным рабочим инструментом при выборе стратегических идей. 

Интеграция в ноономике

Пути развития

Человечество столкнулось с глобальным противоречием: с одной стороны, налицо все усиливающаяся мощь достигнутого уровня технологий, а также расширяющиеся возможности их применения. С другой стороны, налицо сохраняющийся (мы называем его архаизирующимся) тип современного экономического устройства, стимулирующего возгонку симулятивного потребления, расслоение общества, расслоение социальных страт, групп, разобщение интересов стран, народов и так далее. Это ведет к принципиальному конфликту социально-экономического развития, мировой социально-экономической системы и так далее. 

Я думаю, что человечество вступило в фазу, которую мы называем точкой бифуркации. Все более отчетливо осознается начало неизбежного перехода глобального развития на новый этап. Во весь рост встает тема выбора дальнейшего пути развития, позволяющего снизить конфликтность этого процесса, этого перехода. На наших конгрессах с 2018 года мы показали, что новый этап развития будет основываться на индустриальных технологиях нового типа, которые станут материальной основой, материальным базисом формирования очередного, в принятой, так сказать, сегодня категоризации шестого с элементами седьмого технологического уклада, который, в свою очередь, стал превалирующим фактором формирования нового глобального социально-экономического устройства, уклада. 

Такое состояние мировой экономики, протекающих и связанных между собой технологических, экономических и социальных процессов наш уважаемый коллега академик Сергей Юрьевич Глазьев обозначил как новый интегральный мирохозяйственный уклад. Этот уклад самым непосредственным образом формирует социальный облик следующего этапа развития нашей цивилизации и ее общественного устройства. И следуя идеям Джона Кеннета Гэлбрейта, во второй половине XX века показавшего принципиальное влияние новых технологий и развития индустриального сектора и формирования на их основе техноструктуры экономики, собственно влияние на общественное устройство, которое он означил как новое индустриальное общество, мы, в свою очередь, назвали новый этап новым индустриальным обществом второго поколения. 

Принципиальное отличие его заключается в том, что в качестве основного фактора производства становится не то, что было ранее, так сказать, базовым фактором, была ранее материальная компонента – материалы, природные ресурсы, энергия и так далее. При всей их значимости (никто этого не отрицает), тем не менее, базовой компонентой, базовым фактором производства становится знание. Вот такое производство мы, собственно говоря, назвали знаниеинтенсивным, а соответствующие технологии – знаниеемкими. При этом особенностью, так сказать, такого типа индустриальных технологий, связанных с такой типа индустрией, связанных с ней секторов экономики становится ее глобальный характер, все более высокий уровень связности и взаимозависимости, так сказать, акторов материального производства. В свою очередь, необходимость повышения эффективности результатов экономической деятельности диктует необходимость повышения эффективности, усилий и взаимозависимости интересов ее участников, на практике выражающееся в потребности интеграционных процессов, вот этой самой интеграции и возможности, дающей собственно интеграцию. Наблюдаемое повсеместное усиление интеграционных процессов, достигших в последние десятилетия нескольких таких серьезных рубежей – небывалых, я бы сказал, по размеру – что можно говорить уже о том, что это явление становится особым фактором, влияющим на развитие и, собственно говоря, мировой экономики, и собственно мирового экономического пространства в целом. 

Интересы участников новой интеграции

Однако, коллеги, вот здесь хотел бы обратить внимание на возникающий вопрос: а что это за интересы, которые преследуют участники интеграции? Какие цели стоят перед ними? И какими мотивами руководствуются инициаторы, провайдеры этих процессов? Вот именно этому пункту, так сказать, нашего сегодняшнего разговора я бы хотел придать особое значение и хотел бы, чтобы уважаемые спикеры на этом как-то сделали какие-то определённые акценты. На нынешнем этапе развития мировой экономики в рамках формирования интегрального мирохозяйственного уклада мы наблюдаем различные варианты ответов на эти вопросы. 

Роль БРИКС в процессе глобального нооперехода

 

Современное состояние мировой экономики и международных отношений отличается повышенным уровнем конфликтности, турбулентности и неопределённости. Характер внешних и внутренних вызовов, угроз и шоков для национальных систем становится всё более жёстким, что обусловлено как глобальностью происходящих процессов, так и определяющими их фундаментальными закономерностями. Мир оказался на развилке цивилизационного пути с высокой вероятностью реализации катастрофического сценария, и сегодня общество подчас инстинктивно находится в ожидании (деятельном или пассивном) знаковых для мира событий, способных дать точку опоры и возможность успешного прохождения точки бифуркации к возникновению нового качества цивилизационного развития. 

 

Одним из таких объектов современных международных отношений, на котором сосредоточено пристальное внимание, является БРИКС. Действительно, мировое сообщество тщательно отслеживает каждое событие, происходящее в рамках данного объединения, тем более что в 2024 году председателем БРИКС выступает Россия. 

Деятельность БРИКС, основанная на принципах равноправия, взаимоуважения, открытости, солидаризма, мирного сосуществования и многопрофильного стратегического партнёрства, сегодня привлекает к участию в этом объединении всё большее количество государств, настроенных присоединиться к новым позитивным трендам. С другой стороны, оригинальность БРИКС порождает ответную реакцию стран Запада, осознающих появление конкурента за установление нового глобального миропорядка и угрозу потери мирового лидерства. Отсюда в том числе и развязывание мировой гибридной войны, и развитие санкционных режимов, и стремление США и их союзников сдержать рост БРИКС.

Такое разнонаправленное внимание к данному объединению указывает на особое значение БРИКС для современной стадии мирового развития и грядущего общественного переустройства, то есть той роли, которую эта группа в своём расширенном формате призвана сыграть в глобальном ноопереходе. 

 

В докладе пленарного заседания СПЭК-2023 было установлено, что глобальный ноопереход представляет собой процесс развёртывания позитивного эволюционного сценария развития человечества и особый интервал в рамках индустриального этапа ноодвижения. Его стартовый отрезок приходится на фазу преодоления современного переходного периода от пятого технологического уклада к шестому и от старого мирохозяйственного уклада к новому, интегральному, с соответствующей сменой стран ядра, по Самину Амиру и Валлерстайну, а конечный – на возникновение ноономики и ноообщества. 

 

Ноопереход тесно связан со сменой парадигмы и является переходом от модели роста, в основе которой экономическая рациональность, ориентированная на поддержание зоосостояния общества потребления, возгонки его симулятивных потребностей, получении и максимизации прибыли любой ценой, к модели развития на базе реализации задач удовлетворения ноопотребностей человека и общества, формируемых на основе нооценностей неэкономическим способом. Более того, ноопереход сопряжён с процессом постепенного формирования и расширения социального ноопространства. 

 

В настоящее время можно лишь спрогнозировать некий вариант последовательности возникновения и протекания этапов и тех или иных событий глобального нооперехода. Возможным ориентиром траектории ноодвижения, однако, может служить генезис ноономики, который уже наблюдается на современной ступени мирового развития. Олицетворением этого генезиса служит квадрига базовых процессов: научно-технического прогресса, диффузии собственности, социализации общества и развития ноокачеств человека, солидаризма. Именно эти знаковые тенденции или векторы перемен, каждый из которых заточен под конкретную цель (на создание материальных основ движения к ноономике, на заложение нового фундамента для формирования человеческих потребностей, на создание общественных и идеологических условий продвижения к ноообществу), тесно связаны с ноопереходом. Более того, именно они являются его ключевыми атрибутами. 

 

Формирующийся мирохозяйственный уклад не случайно получил название «интегральный» в терминологии академика РАН Сергея Глазьева. Это обуславливает высокую значимость и глобальность последствий интеграционных процессов, в том числе и на современном этапе общественного развития. Именно разноуровневая интеграция, основанная на нооценностях, обеспечит качество и скорость прохождения этапов глобального нооперехода. 

Для определения конструктивных интеграционных процессов, обеспечивающих глобальный ноопереход и его ускорение, вводится понятие «нооинтеграция», которое имеет свои значимые особенности. Цели нооинтеграции выстраиваются на нооценностной основе с опорой на неэкономические принципы и интересы с учётом экономической составляющей интеграции на этапе НИО-2.

Исходя из ноокритериальной базы, формируются особые этапы интеграционного развития. В качестве первого этапа выделяется конструирование единого нооценностного пространства и пространства культурного обмена, которое в дальнейшем может быть дополнено созданием единых пространств (научного и образовательного, технологического и коиндустриального, социального) и высшей ступенью – образованием ноообщества и нооинституций. 

 

При этом для каждого этапа нооинтеграционного развития потребуется своя стратегия действий. Нооинтеграция предполагает сопряжение множества интеграционных процессов. Так, сюда включается не только интеграция технологий и формирование интегрированных систем, например транспортных, но и, например, интеграция поколений как результат социального развития. Достигнутые же экономические преимущества в итоге будут превращены в социальные достижения. Процесс нооинтеграции подразумевает изменение условий вступления потенциальных государств-членов в интеграционное объединение, которое подразумевает, что все страны в любой точке мира имеют одинаковые шансы на развитие нооинтеграции, а интеграционное объединение, основанное на подобных принципах, выступает в качестве союза равных. 

 

Нооинтеграция станет не способом обособления от мира, а объединяющим началом и воплощением справедливости и солидаризма и в том числе снимет проблемы конкуренции регионализмов и интеграционной незрелости. 

 

Таким образом, нооинтеграция предстаёт как разумное объединение, то есть осознанное, необходимое, носящее глобальный и объективный характер создание целостности на базе нооценностей и знаний, формирующих основу для взаимопонимания и доверия между народами. 

 

В современном научном дискурсе под интеграцией чаще всего подразумевается международная экономическая интеграция, а в качестве ее наиболее успешного примера, пожалуй, чаще других упоминается Европейский Союз. Однако образцово-показательная европейская интеграция, изначально нацеленная на обособление и получение преимуществ за счёт других стран, не входящих в это объединение, на деле сталкивается с тупиками, кризисами и проблемами, ведущими в конечном итоге к противоположному результату – дезинтеграции. Кроме того, использование стандартных факторов эффективности экономической интеграции обрекает ряд государств с развивающимися, формирующимися и трансформирующимися рынками на заведомо низкий уровень интеграции, в том числе вследствие непреодолимой интеграционной незрелости. А это, вообще говоря, уже содержит элемент дискриминации стран, нередко – по не зависящему от их воли признаку. Приходится констатировать, что, несмотря на серьезные наработки в этой сфере, вопрос о научном поиске новых концепций, решений и моделей интеграции остается открытым. 

 

Как правило, объединение БРИКС сравнительно редко именуют интеграцией в традиционном понимании этого понятия, что дает основание для применения других методов анализа, в частности нооподхода и возникновения принципиально иного типа общности и процесса – нооинтеграции. В пользу того, что объединение БРИКС действительно можно считать новым прогрессивным видом интеграции, являющимся одним из ключевых факторов нооперехода, свидетельствуют следующие факты.  Страны ядра БРИКС стали символом и популярным образом интегрального мирохозяйственного уклада, поскольку именно этой особой общности государств суждено сформировать ядро азиатского цикла накопления капитала, приходящего на смену американскому, и вывести человеческую цивилизацию по пути нооперехода к ноономике.

 

Уже сегодня страны БРИКС приступили к формированию ряда выделенных ранее стадий нооинтеграции. Фактически речь идёт о создании и укреплении нооценностного ядра и сбалансированном регулировании научно-технологического развития, а также создании единых научно-образовательного и научно-технологического пространств на базе общих ценностей. Отмечается особая роль знаний и их практического воплощения – новых технологий и НТП – в истории БРИКС. Именно благодаря этому аспекту возникла сама возможность для регулярного диалога и взаимодействия стран с существенной географической удалённостью друг от друга. БРИКС объединяет так называемые большие страны и по численности населения, и по протяжённости их границ, и по той роли, которую они играют в мире. Объединяя континенты и народы, эти государства создают пространство для реализации крупных трансконтинентальных проектов уникального по масштабу и качеству синергетического эффекта не только в сфере экономики, но и социальной, научно-технической и других сферах. 

 

БРИКС плюс представляет собой новую и особую общность цивилизаций и пространство для их полилога. Нооинтеграционные процессы и объединения взаимодополняемы и сопрягаемы. К примеру, БРИКС может гармонично сосуществовать с такими идейно и качественным сходными китайскими инициативами, как «Пояс – путь» и построение сообщества единой судьбы человечества, а также с проектом большого евразийского партнёрства и другими.  

 

В рамках БРИКС плюс прежде всего целесообразно сохранить уже существующие достижения и перейти к выработке единой долгосрочной стратегии многосферного развития, построению взаимодействия данной интеграционной группы с другими государствами, объединениями и международными организациями, запустив, таким образом, процессы нооинтеграции. Это позволит найти выход из развилки цивилизационного развития и приступить к позитивному переустройству общественного пространства на качественно ином уровне или, в терминах ноономики, обеспечить эффективный ноопереход от экономического общества к нообществу. 

Если говорить о мировом опыте интеграции подобного типа, конечно, с известными натяжками, то такой опыт уже вообще был. Вот здесь не зря упомянуты интеграция и дезинтеграция. Они идут рядом. Это неразрывные вещи, по большому счету. Мы должны помнить, что у нас был Советский Союз. Была попытка интеграции, очень мощная и небезуспешная попытка интеграции культур, интересов, многих других социальных идей и нарративов в рамках одного мира, одного государства, одной страны. К сожалению, мы не могли обеспечить дальнейший интеграционный процесс. Почему? Именно потому (и здесь об этом сказано), что впереди все-таки должны идти технологическое развитие и мощная экономика. И только на базе этой самой экономики возможна следующая интеграционная ступень. 

Сергей Глазьев о перспективах роста ЕАЭС

Сергей Глазьев,
академик РАН, действующий член коллегии (министр) по интеграции и макроэкономике Евразийской экономической комиссии

Технологическая революция свершилась

Точку бифуркации, связанную со сменой технологических и мирохозяйственных укладов, передовые страны уже прошли. Комплекс производств, который формирует ядро нового технологического уклада – нано, биоинженерные, информационно-коммуникационные, цифровые, аддитивные и так далее – вышел на устойчивый рост. Траектории – во многом экспоненциальные по многим технологиям. Это говорит о том, что технологическая революция свершилась. Страны, которые сумели оседлать первыми новую длинную волну Кондратьева, сегодня успешно развиваются и идут вперёд опережающими темпами. Они находятся в Юго-Восточной Азии. Все прогнозы говорят о том, что Юго-Восточная Азия становится ядром нооинтегрального и ноотехнологического уклада. Мы в Евразийском экономическом союзе пытаемся сегодня глубже взаимодействовать и интегрироваться с этим новым центром мировой экономики. Старый центр с ядром в США и ЕС, периферией которого пришлось стать России, сегодня действительно находится в зоне турбулентности, хаоса и распада. Как говорят математики, функционирование долларовой финансовой системы вошло в режим с обострением, то есть фактически это влечет за собой неуправляемый хаос и предрекает распад той мировой финансовой системы, которая сегодня в судорогах пытается нас удушить санкциями.

Новый мирохозяйственный уклад, можно сказать, уже виден. Он сформировался. Он действительно подтверждает переход к ноономике в том смысле, что нравственные императивы становятся важнейшей составной частью регулирования экономики. И в Китае, и в Индии, которые формируют два полюса нового мирохозяйственного уклада, мы видим в системе управления примат общественных интересов над личными. Главной целью экономического регулирования является рост благосостояния граждан и сочетание стратегического планирования и рыночной конкуренции. Государство определяет основное направление развития, регулирует рынок таким образом, что поддерживаются те формы предпринимательской деятельности, которые обеспечивают рост благосостояния, и это дает потрясающий экономический рост. Это новая система управления, как предрекали нам классики теории конвергенции – уже упомянутый Гэлбрейт и ряд наших академиков, в частности, Олег Тимофеевич Богомолов. Действительно, мы видим интегральную систему управления. Она объединяет лучшие качества советской системы стратегического планирования и рыночную конкуренцию как механизм обеспечения эффективности экономического развития.

Новый тип государственного управления улавливает все предыдущие достижения. Это государство социальное, суверенное, демократическое, правовое, сложное, партнерское. Это прежде всего государство развития, которое ставит перед собой задачу максимально полного создания благоприятных условий для творческой самореализации людей.

Новый тип интеграционных процессов

В части интеграции мы видим новый ее тип, где фиксируется добровольность международных обязательств. В этом смысле Евразийский экономический союз является примером нового типа интеграции, где соблюдается суверенитет всех стран, главенствует уважение друг к другу, учет взаимных интересов, и, в отличие от бюрократической империи Европейского Союза, все решения, по сути, принимаются консенсусом. Мы в этом году отмечаем 15-летие Евразийского экономического союза, который начинался в 2008 году с создания Комиссии таможенного союза, и за эти 15 лет было принято более 10 тысяч нормативных решений, именно консенсусом. Можно по пальцам пересчитать примеры, когда страны применяли право вето. Это единство строится на строгих правовых началах, и я думаю, что перед странами БРИКС сегодня стоит задача перехода к новой системе валютно-финансовых отношений, которая будет основана на международном договоре, в отличие от той хаотической системы, которая основана на приватизации мировой валюты небольшой группой стран Запада, которые из своей валюты сделали инструмент политического давления и, по сути, гибридной войны.

Евразийский экономический союз как пример интеграции нового типа строится, как я уже сказал, на уважении суверенитета, на добровольности, взаимовыгодности, на консенсусном принципе принятия решений, и это интеграция ограниченного типа, потому что раз мы признаем национальный суверенитет, мы не можем никого заставлять делегировать суверенные функции наднациональному органу. Поэтому наш функционал ограничен торговлей, и, переходя уже к перспективам дальнейшего развития Евразийского экономического союза в современной ситуации, хочу отметить, что новый мирохозяйственный уклад, на который мы ориентируемся, кардинально отличается от вашингтонского консенсуса, который был выражением имперской политики оставшегося после краха Советского Союза единственного ядра имперского мирохозяйственного уклада: США и ЕС. Мы видим, что целью денежно-кредитной политики становится создание условий для наращивания инвестиций, и именно таким образом обеспечивается макроэкономическая стабильность за счет роста выпуска товаров и повышения эффективности, благодаря внедрению результатов научно-технического прогресса.

Внешняя экономическая политика ориентируется на сочетание конкурентных преимуществ. Вместо либеральной глобализации мы видим, что главным трендом международного сотрудничества становятся совместные инвестиции. Именно на это ориентирован «Один пояс – один путь»: совместные инвестиции без какого-то насилия, без навязывания партнерам шаблонов. Это сочетание конкурентных преимуществ, это синергия, это игра с ненулевой суммой, и совместные инвестиции призваны создавать условия для роста благосостояния интегрирующихся стран. Именно совместные инвестиции становятся главным стержнем современного внешнеэкономического сотрудничества. Налогово-бюджетная политика приобретает стимулирующий характер. Это обеспечивает перераспределение рентных доходов в пользу инвестиций. Государство контролирует пропорцию ценообразования, и проводится активная промышленная политика. Огромную роль играют институты развития, которые канализируют целевую кредитную эмиссию в перспективных направлениях инвестиций. В трудовых отношениях мы видим участие трудящихся в управлении предприятиями, что необходимо для раскрытия творческого потенциала личности. Огромную роль играет природопользование, которое становится важнейшим условием устойчивого развития. Ну, и государственное управление ориентируется на рост благосостояния людей.

Разумеется, для достижения успеха необходимы высокие темпы экономического роста.

Направления развития ЕАЭС

Я бы хотел познакомить вас вкратце с дискуссией, которая сегодня идет у нас в части разработки основных направлений экономического развития Евразийского экономического союза до 2035 года. Параллельно мы работаем над реализацией декларации, которую приняли главы государств о развитии ЕАЭС до 2030 года и перспективах до 2045 года.

На какие темпы роста мы должны ориентироваться? Политическое решение заключается в том, что наши темпы роста должны быть среднемировыми. Но что такое среднемировые? Китайское экономическое чудо, которое показало за 20 лет рост производства в 5 раз, достигнуто за счет опережающего роста инвестиций в 8 раз, а инвестиции были профинансированы за счет активной целевой кредитной политики. Мы, к сожалению, развивались как периферия США и Европейского Союза, поэтому наши темпы роста были такими же, как и у ядра уходящего имперского мирохозяйственного уклада. Мы сейчас не можем похвастаться высокими темпами роста. К сожалению, за исключением прошлого года, мы видим устойчивую тенденцию снижения доли Евразийского экономического союза и в мировой экономике, и еще более стремительно – в азиатской экономике, в Шанхайской организации сотрудничества. Очевидно, что низкие темпы роста связаны с низкой нормой накопления. Мы видим прямую пропорциональную зависимость между темпом роста инвестиций и ростом ВВП. Только Киргизстан может похвастаться высокими темпами роста инвестиций. Все остальные наши государства находятся на уровне близком к тому, который был достигнут 30 лет назад в условиях советской экономики.

Наши эксперты в странах не очень, прямо скажем, оптимистично смотрят на перспективные темпы роста. Несмотря на то, что в прошлом году мы достигли 3,6% и вышли на первое место в Европе по темпам экономического развития, прогнозы наших ведомств на будущий год пессимистичны. Они предполагают снижение темпов роста в полтора раза. Мы с этим согласиться не можем. Мы видим возможности удержания темпов роста развития Евразийского Экономического Союза на уровне не ниже 3-5% в соответствии с основными ориентирами, которые были одобрены главами государств и которые мы сумели выдержать. Мы сумели добиться этих целевых параметров вопреки негативным прогнозам наших денежных властей.

Прошлый год оказался переломным, и этот перелом нужно сохранить. Перелом достигнут за счет резкого роста инвестиций. Во всех странах ЕАЭС – двузначные темпы прироста инвестиций в основной капитал. И что отрадно, обрабатывающая промышленность росла быстрее всего, темпами порядка 7%. Достигнут прогресс по борьбе с инфляцией, но сохраняется высокая волатильность курса рубля, которая влечет за собой и нестабильность в целом нашей валютно-финансовой систем. Эта высокая волатильность связана исключительно с политикой Центрального банка, который бросил рубль в свободное плавание и сделал его игрушкой валютно-финансовых спекулянтов. Надо стабилизировать курс рубля. Не буду сейчас на эту тему останавливаться. Пока у нас положительный торговый баланс, нет никаких причин допускать столь высокую волатильность курса рубля. Мы могли бы жить при фиксированном курсе фактически последние 10 лет и обеспечивать тем самым благоприятные условия для роста инвестиций.

В условиях гибридной войны, которую ведёт Запад против нашей страны, Евразийский экономический союз показал очень высокую способность к адаптации к резко меняющимся не в лучшую сторону внешнеэкономическим условиям. Вы здесь видите, что буквально за два года у нас кардинально изменилась географическая структура внешнеэкономических связей. Первое место сегодня занимает Китай, доля которого уже, по сути дела, компенсировала эмбарго, которое ввёл Европейский Союз. Если раньше половина импорта шла из ЕС, сегодня половина импорта идет из Китая. Бурно растет торговля с Индией, и мы, в общем-то, переориентируемся (это долгосрочная тенденция, она ускорилась за последние два года по этим причинам) на новый центр развития мировой экономики, на ядро нового мирохозяйственного уклада.

Однако для того чтобы войти в ядро, а не остаться на периферии нового мирохозяйственного уклада, необходимо, конечно, обеспечивать техническое развитие экономики, стимулировать модернизацию, реализовывать стратегию опережающего развития на базе нового технологического уклада, и пока здесь у нас, к сожалению, можно констатировать, что во взаимоотношениях с новым центром мировой экономики – Юго-Восточной Азией – мы воспроизводим структуру торговли такую же, которая была после краха Советского Союза, сформировалась в отношениях с Западом, то есть мы поставляем сырье и покупаем готовые изделия.

Какие мы видим резервы роста?

Первое, что на себя обращает внимание – это колоссальный отток капитала. За 12 лет, начиная с 2010 года, вывезено из наших стран порядка 800 млрд долларов. При этом особенно мощно шел вывоз капитала в 2022 году, и если бы эти капиталы оставались в нашем экономическом пространстве, объем инвестиций можно было бы увеличить в полтора раза. Низкая инновационная активность. Расчеты Института народнохозяйственного прогнозирования показывают, что мы могли бы добиться увеличения темпов роста на 1-3% за счёт активизации нашего научно-технического потенциала. Низкая загрузка производственных мощностей, которая позволяет увеличить в полтора раза выпуск промышленной продукции.

Нам говорят, что есть проблемы с трудовыми ресурсами. Да, они есть, но, тем не менее, мы видим резерв трудовых ресурсов ЕАЭС в размере порядка 4 миллионов человек, а также огромные возможности для роста производительности труда, и никаких оснований говорить о том, что экономика перегрета, потому что низкая безработица, нет. Опыт функционирования нашей экономики в прошлом году показал, что на тех же мощностях с теми же трудовыми ресурсами можно увеличить выпуск промышленной продукции на 30%, как это было показано в областях Уральского федерального округа.

Мы сейчас работаем над сценарием опережающего развития. В том, что касается России, на которую приходится 80% экономического потенциала ЕАЭС, мы опираемся на программу опережающего развития, которая недавно была обсуждена и одобрена на Всемирном Русском Народном Соборе. Буквально несколько дней назад Патриарх своим наказом поддержал эту программу. Она хорошо просчитана, основана на современных представлениях о глобальных тенденциях экономического развития, учете нашего научно-технического потенциала и предполагает поддержание выхода на темпы роста в ближайшую пятилетку на 8% ежегодного прироста ВВП, для чего требуется 16%, как минимум, прироста инвестиций.

Мы пытаемся заложить такого рода подход в стратегию опережающего развития для Евразийского экономического союза, идет дискуссия. Я не могу сказать, что эта стратегия будет принята, потому что, к сожалению, центральные банки не входят в контур нашего регулирования и по-прежнему следуют политике Вашингтонского консенсуса, то есть они отстали от жизни очень серьезно и руководствуются примитивными, архаичными догмами, навязанными МВФ и фактически тянут нас назад, не давая экономике развиваться из-за катастрофической нехватки кредитования инвестиций.

Но такие темпы роста вполне реальны, и мы предлагаем принять их за основу. Если мы этого не сделаем, то мы в новом мирохозяйственном укладе тоже зависнем на периферии, не сможем войти в ядро, а возможности для этого у нас есть. И надеюсь, что общими усилиями, призывая экспертное сообщество помочь нам и в России, и в других государствах Евразийского экономического союза убедить наши денежные власти в том, что центральные банки должны не потворствовать валютно-финансовым спекулянтам, обслуживая их интересы, а отвечать за наращивание инвестиций, для чего есть огромные возможности, резервы, связанные с низкой монетизацией и с прекращением утечки капитала, и с перераспределением природной ренты в целях развития и так далее.