«Средний» один процент

Сергей Бодрунов,
Президент ВЭО России, президент Международного Союза экономистов, директор Института нового индустриального развития им. С. Ю. Витте, эксперт РАН, д. э. н., профессор

Уважаемые читатели!

В конце года, как водится, мы, экономисты, как и все в стране, подводим итоги. На этот раз это было совместное собрание — Абалкинские чтения и заседание секции экономики Отделения общественных наук РАН. В начале разговора академик РАН Виктор Ивантер призвал выступающих не тратить время на то, чтобы ругать правительство. И мне в этом пожелании представилась большая мудрость: во-первых, с людьми, которых ты критикуешь, довольно сложно найти общий язык. Во-вторых, нельзя критиковать друг друга, находясь в абсолютно разных плоскостях, в разных, с философской точки зрения, системах познания. А это порой случается.

Вот, к примеру, слышны сентенции — растем мы в среднем за 15–20 лет примерно на 1% в год. И — вроде верно. Но — все-таки, все-таки…

По поводу этого однопроцентного роста — мне кажется, очень удачно сказал президент, когда говорил о том, что 1% роста — это действительно средний процент, но механически считать нельзя. Вот если говорить об этом самом проценте, то нужно помнить, что у нас вообще-то есть экономическая предыстория. И нельзя просто так оценивать с позиции только сегодняшнего дня сегодняшний день. Надо оценивать с позиции того, с чего мы начинали.

Вот если вспомнить конец советской истории, то, в общем-то, мы получили советскую экономику с советскими предприятиями, которые — да, были многие из них мощные, но эта экономика имела собственную структуру, структуру высокой связности, притом что предприятия в то же время были перенасыщены, перенагружены разнообразными задачами, не связанными с их реальной деятельностью, и «натуральным» хозяйством. Вот в этом плане, когда пришел кризис, когда произошел развал Советского Союза, когда наступил рынок, такая экономика страдает больше всего.

Во-первых, она была не готова к рынку, а во-вторых, у нее переразмеренность была вот такая. И на нас, кроме того, свалился, вдобавок ко всему этому, еще и развал хозяйственных связей. И — конечно, все 90-е годы мы промучились с тем, что пытались восстановить хоть как-нибудь связность нашей экономики. А если помните, в конце 90-х годов еще кризис был, который вообще, можно сказать, почти добил нашу экономику.

И в начале 2000-х годов, вот о чем мы сейчас говорим, мы получили практически разваленную экономику с полуживыми, если не сказать — полумертвыми, — большинством предприятий. Вот это, конечно, гигантская была проблема, и ее решали, восстанавливали, что можно, все двухтысячные годы. К этому времени накопились долги у государства, это было чревато потерей суверенитета и развалом страны. И вот то, что за двухтысячные годы, когда появилась возможность, когда появились нефтяные деньги (высокие, помните, были цены на нефть мировые), мы сумели рассчитаться с долгами, значительным образом поднять уровень жизни населения, поднакопить резервы, остановить процессы развала экономики, развала страны — все это было очень важно на самом деле, и это было большое достижение.

Вы помните, что происходило тогда? В связи с тем, что наш индустриальный продукт был неконкурентоспособен — промышленность тогда уже не могла дать конкурентоспособного товара, она уже была в таком состоянии, что она не могла дать, скажем, «нормального» продукта, который был бы востребован в экспорте, на мировом рынке — в результате у нас пошла переразмеренность в сторону «натурпродукта», крен в сторону сырьевого сектора в экспорте. В результате мы получили, в общем-то, сырьевую модель экономики, и поскольку недостаточно средств давали в промышленность (это я считаю ошибкой), мы получили мощную деиндустриализацию нашей экономики к концу 2000-х годов.

Потом это здорово сказалось во время нового кризиса и санкций. Сейчас дела обстоят в промышленности получше. Мы за эти годы, несмотря на санкции, несмотря на кризис 2009–2010-х годов, сумели все-таки восстановить устойчивость экономики — это очень важное достижение, на самом деле, о котором мало кто говорит. И наконец, в прошедшем году мы уже пошли, если можно так сказать, в сторону наращивания наших потенциальных возможностей. Если мы посмотрим на показатели 2018 года — у нас есть прирост ВВП, пусть небольшой пока, но это уже — рост, 1,6–1,7% (а по новым данным Росстата — даже 2,3%). Значит — мы сумели удержать позитивный баланс, устойчивость экономики в этом году. У нас инфляция 4%. В какие времена это было? У нас все-таки начался, хоть небольшой, но тем не менее — рост реальных доходов населения, это тоже очень важно. Ну, и если говорить о каких-то вещах, связанных с макроэкономическими показателями России, — например, мы на 20% увеличили наш внешнеторговый оборот, это — резкий скачок. Мы всего за год на 28% увеличили экспорт России, и к тому же в этом экспорте — значительная доля высокотехнологичной продукции, что чрезвычайно важно.

Почему? Мы должны понимать, что высокотехнологический сектор — это основа будущей экономики. А вот у нас в этой части сегодня — что есть? Возьмем оборонный комплекс. Уже неоднократно говорилось о том, что мы сумели его восстановить. Доказательства? Возьмем за оценку, к примеру, экспорт вооружений. Дело в том, что экспорт вооружений — это экспорт высокотехнологичной продукции самого высокого уровня. И экспорт — это значит, что в мире приходится конкурировать с самыми высокотехнологичными компаниями мира. Какие это компании? В основном это — американские или крупнейшие европейские компании. Так вот — сегодня в мире 33% всех вооружений, которые продаются, так называемые изделия вооружений и военной техники, — это американские, а почти 24% — российские. То есть каждое третье — американское изделие, а каждое четвертое — российское! Потеснили мы наших конкурентов на этих рынках.

Если мы возьмем софт, например, — да, мы всегда были импортерами софта. И вот в прошлом году, в первом полугодии года, впервые — впервые! — экспорт нашего софта превысил импорт. Пусть незначительно, но уже превысил, и это очень серьезные цифры, 2,55 миллиарда долларов против 2,53. Мы понимаем, что эта тенденция очень важна, потому что она свидетельствует об изменении качества нашей экономики, о чем, собственно говоря, и говорил президент в своем большом интервью, которое было буквально недавно.

Вот что такое, при ближайшем рассмотрении, этот самый «средний» один процент.

Для нас это — другое качество экономики. В конце концов, как говорил А. Суворов, выигрывать надо не числом, а умением. Нам надо построить «умелую», высокотехнологичную, знаниеемкую экономику — и на этом пути мы, похоже, в ушедшем году начали делать определенные шаги. Мы понимаем, что эта тенденция для нас очень важна. Жизнь покажет, удастся ли российской экономике продолжить движение по этому пути.

1 КОММЕНТАРИЙ

  1. Моя квалификация инженер — экономист, первая должность инженер по труду со стажировкой молодого специалиста, позднее работал инженером с материальной, охрана и безопасность труда ответственностью был включен в резерв руководства. Сегодня выполнен подлог резерва руководства на кадровый резерв, основа профессиональной непригодности членов Федерального правительства. Имею опыт компьютеризации и работы в областном банке с совмещением в областной прокуратуре. В связи с легализацией преступного ростовщичества и как следствие коллекторов, а данные законы вызвали вал криминальных преступлений, из них, сколько из невозвратных банками 11 триллионов не ушло на финансирование терроризма и экстремизма, обращался в Генпрокуратуру и ФСБ. Экономика, это в большей части математика в разделе математической статистике. Так Теория массового обслуживания дает ответ зависимости динамики занятого населения от учетной ставки рефинансирования ЦБ: 5.5 -6% стагнация выше рецессия. Что касается 1%, очевидно смена методик расчета — включение стоимости услуг, дефляция спрятана скрытой эмиссией, расчет агрегатором М2 и открытой раздача денег и бюджетные ассигнования.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь